Памяти Говарда Ф. Лавкрафта, эсквайра

Сегодня, 20-го августа, мы отмечаем 129-летие со дня рождения, возможно, самого уникального человека XX-го столетия. Он любил казаться старше и подписывал свои письма друзьям как "дедушка Теобальд", а в иных случаях использовал имя жуткого божества Йог-Сотота. Его награждали многими эпитетами - "литературный Коперник", "чёрный принц XX-го века", "затворник из Провиденса", "джентльмен из Новой Англии", но всё это было позже. Вопреки расхожим мнениям, он хорошо издавался в многочисленных журналах и даже был некоторое время председателем Ассоциации американских писателей-любителей, однако при жизни вышла лишь одна его книга - небольшой сборник рассказов "Крысы в стенах". Лишь после войны - Лавкрафт умер в 1937-м - благодаря усилиям Огаста Дерлета и других энтузиастов, знавших мэтра лично, пришла заслуженная слава, а с 70-х годов сплошным потоком пошли экранизации его работ, той или иной степени суррогатности.

Нет ни киносъёмок с его участием, ни записей на другие магнитные носители, да и фотографий негусто, однако воспоминаний о нём довольно много. Он выделялся своим гигантским ростом, мощно выдвинутой нижней челюстью и при этом довольно высоким голосом. Но больше всего поражал его взгляд. Казалось бы, певец бездонных космических просторов, написавший тысячи страниц о "презренной протоплазматической субстанции, называемой человеком" (характерный его пассаж), должен быть холодным биороботом, предсказуемым и скучным. Однако в жизни Лавкрафт был человеком поистине бешенного поэтического темперамента. Кроткий по характеру, никогда не принимавший алкоголь, он тем не менее обладал настолько пламенным слогом, что экспрессионисты, футуристы и прочие патетические паяцы оказываются далеко на периферии. Взгляд Лавкрафта поражал своей страстностью, а живые яркозелёные глаза выражали неизменное любопытство и жажду нового. Конечно, можно предположить, что смотреть влюблёнными глазами, как пылкая девушка, может человек, которого попросту никогда хорошенько не били, - а Лавкрафт даже не смог пройти военную комиссию, - но он не только не боялся, а целенаправленно ходил по опасным кварталам Бруклина, сцепив зубы, с бледным лицом и лихорадочным дыханием. И не от испуга, а от ярости...

Будучи нивелированным интеллектуалом по складу ума, Лавкрафт всегда использовал возможность нового знакомства, чтобы узнать что-то новое. Его меткие вопросы указывали на живой ум и неутолимую познавательность. Он занимался математикой, квантовой физикой, изучал антропологию и культуры древности. Однако сам он не заблуждался на этот счёт, прекрасно понимая, что самоучка без систематического образования никогда толком не преуспеет ни в одной из дисциплин, однако, в сущности, ему это и не надо было. Он был писателем с необыкновенной силой воображения, а проницательный ум подсказывал верные решения там, где возникали тёмные места и лакуны.

"Я слишком хорош как любитель, но, боюсь, мне не хватает для профессионала", - так говорил он в своём неизменно трезвом тоне.

Легендарно библиофильство Лавкрафта, - ему от деда, Уиппла ван Буррена (иск. от нидерл. ван Буурен), который, как и отец, был масоном, досталась уникальная библиотека с очень редкими изданиями, - и, несомненно, живой ум Лавкрафта очень рано разгорелся жаждой познания, однако не следует заблуждаться на этот счёт: Лавкрафт плохо переносил праздность и ненавидел скучную и стерильную эпоху, в которой родился. Себя он считал легионером, рубакой, который просто прозябает среди каких-то янки, занятых мелкими и чудовищно пустыми делами. При этом удивительно, что Лавкрафт никогда не пил. Вероятно, чтобы "оторваться" от "чёрного колдовства обыденности", ему было достаточно сил собственного воображения. Как ракета он взмывал и безоглядно уносился в жуткие неведомые бездны. На протяжении всей жизни Лавкрафт был любителем крепкого и очень сладкого кофе, которое в годы Великой Депрессии заменяло ему и еду. Позже, уже в наши дни, специалисты констатируют у Лавкрафта ситуацию хронического многолетнего недоедания, которое, скорее всего, и вызвало крайне агрессивную форму рака кишечника, убившего нашего пламенного воителя в очень быстрые сроки. Когда рак был обнаружен, Лавкрафт уже пребывал в агонии. Просто поразительно, как долго он держался на одной силе воли...

Под вопросом остаются психические девиации Лавкрафта, и тут я могу лишь пожать плечами. - Покажите мне хоть одного человека, который был бы в своём уме. Если кто-то скажет мне, что быть военным (то есть профессионально убивать людей), хирургом, стоматологом, проктологом, психиатром, водителем трамвая, любителем кошек, собирателем марок, жадным бизнесменом, болтливым журналистом и т.п. и т.п., это _нормально_, я лишь многозначительно посмотрю на вас. Любая привязанность, любой аспект, к которому вы неравнодушны - это всё отклонения от механистической прагматики "абсолютно здорового человека", бытность коего конечно же никому не пожелаешь. Есть некоторые аспекты отклонений, которые даже рекомендуются, и именно для того, чтобы не сойти с ума. Существует мнение, что писательская работа сродни некоему "заклинанию демонов", чтобы сохранить рассудок. Бывают впечатлительные люди, которые вдобавок склонны к глубоким рефлексиям, и им просто необходимо сформулировать свои переживания, записать их, тем самым избавиться от них, ибо это угрожает разрушить психоструктуру. Это же рекомендуют и психоаналитики для борьбы со стрессом и неврозами: хочешь победить проблему - актуализируй её, озвучь и детально опиши. А в случае Лавкрафта были жуткие кошмарные сны, которые терзали его с ранних детских лет...

"Взросление - это ад"... Сказочный мир, сотворённый Лавкрафтом на руинах разбитого детства, когда дед умер, а дом пришлось покинуть, чтобы ютиться в дешёвых комнатах с ненормальной и истеричной матерью (позже она, как и отец ранее, сойдёт с ума и закончит дни в психиатрической клинике), был средством спасения от ужасающих фактов действительности, которые убивали мечты и мелкими, но постоянными шпильками возвращали в мир серого убожества и скучной прозы. Как быть с таким миром, который бесконечно досаждает? Побег в мечты, в тотальные миры грёз, в оголтелое библиофильство и необыкновенно, беспрецедентно вдохновенное творчество - вот тот путь, по которому следовал Лавкрафт с юных дней.

*    *    *

У него вроде бы как были друзья. Иногда он ходил в школу и иногда к нему приходил некий мальчик. Он был швед и вроде бы как неглуп, но он как-то "трогал" Лавкрафта, а тот о гомосексуализме узнал только в 34 года и данные странные аспекты не воспринял совсем. Мальчик швед ушёл стороною. Всё же быть одному Лавкрафту нравилось больше, чем с кем-то. Книги с лихвой заменяли общение, ибо главной проблемой Лавкрафта, как и в случае с любым интеллектуалом, является отсутствие равноправного общения. Это всё равно как если бы Ницше оказался вдруг в расиянском "Вконтактике" - ничего, кроме гомерического хохота, он бы и не изрёк. Это даже не насекомые, а именно что "бессмысленная протоплазма", как ловко подметил Говард. Естественно, блистательная книга редкого ума (такого, как Алистер Кроули или Клайв Баркер), более чем сполна заменит так называемое "общение", надобность которого никто и никогда внятно не сформулировал, ибо для умного человека "общение" это возможность узнать что-то новое, причём не праздное, а концептуально значимое. Ну а что может изъяснить какой-нибудь Федя Боборыкин с Мытищ, он даже при жёстких подзатыльниках не способен формулировать более трёх слов во фразе без единого мата, жаргона или слабоумного коверканья.

Отсюда и эта невероятная поза интеллектуального превосходства, которая прямо-таки сквозит в каждом взгляде, в каждом пассаже Лавкрафта. Даже надменный "пророк нового эона" Кроули не был настолько космически высокомерен, как наш дедок Тео, омг гы-гы. Даже толком не проучившись в школе, не сумевший поступить в университет (от этого Лавкрафт страдал всю жизнь), он тем не менее мог успешно разбираться в сложных предметах, поскольку пламя его необузданной любознательности, вкупе с феноменальной памятью, неизбежно возвышало его среди прочих. Он не понимал ни юмора (известны две или три жутковатые попытки хохмить с подачи Лавкрафта), ни музыки, ни кино, но при этом никогда не забывал прочитанного даже хотя бы один раз. Не секрет, что даже единожды выпитый стакан водки непоправимо и необратимо повреждает ум, а Лавкрафт не выпил за всю жизнь даже глотка пива, поэтому сомневаться в его исключительной прозорливости не приходится. В этом он, безусловно, несравненно выше запойного пьяницы Эдгара По с его похмельным бредом или полубессвязного Кроули, бормочущего какую-то абракадабру, понятную только ему самому, да и то лишь местами. Холодная логичность Лавкрафта напоминает орудование скальпелем в руках искусного хирурга, но за этой холодностью ума скрывается необычайный, возможно беспрецедентный поэтический темперамент.

При этом Лавкрафт был довольно средним поэтом, ибо поэтический темперамент довольствуется той психической структурой, которая имеется, а английский язык не очень подходит для выражения поэтического произвола. Русский или немецкий с их вольными спряжениями глаголов и массой неправильных форм (как и во всех живых языках, к коим английский, придуманный в XVII-м веке целиком на базе мёртвой же латыни, не относится) или даже какой-нибудь французский подходят гораздо больше, но Лавкрафт, в отличие от Кроули, не знал языков. На любительском уровне он знал немного латынь, но арабского, французского или испанского языков (на которых Кроули говорил как на родных) он не знал. Кое-что, несомненно, получалось, но в узких рамках английской словесности.

Очень рано повзрослев, - если, конечно, Лавкрафт с его умом был когда-нибудь действительно ребёнком, - он спешил состариться, чтобы войти в образ, который его устраивал - образ зрелого, самодостаточного джентльмена, эсквайра (то есть помещика, по-нашему). Это было немного странно в XX-м веке, но Лавкрафт следовал курсу, который себе наметил. Он создал свой идеальный прототип в литературе - Рэндольфа Картера, который богат, много путешествует и служил во французском легионе. Классический случай компесации, чтобы как-то справиться с неудовлетворённостью в жизни.

А что, собственно, Лавкрафту требовалось для счастья? Просторный особняк в колонистском стиле и огромная библиотека с коллекцией самых редких книг мира. Друзья, а тем более подружки были за кадром в этой идиллии. Лавкрафт предпочитал дистанционные контакты посредством переписки, а написал он что-то вроде 100 или даже 120 тысяч писем. - Самый задокументированный случай затворничества из известных. Некоторые письма разворачивались до сорока страниц, когда у Лавкрафта было особенное настроение. Ночами же его традиционно мучали кошмары...

*    *    *

Трудно сказать, пожелаешь такой жизни кому-нибудь или нет. Не зря же говорится, что быть наедине с собой - это удовольствие человека с умом. Ясно дело, какой-нибудь Федя "с химок" поехал бы своей пустой головой от такой жизни за неделю. Лавкрафт же так прожил годы, причём прекрасно прожил. Если бы не эта ужасающая, изнурительная нищета. Питаясь фактически одним кофе, Лавкрафт хронически голодал и это подрывало его организм; в конечном итоге рассвирепевший кишечник атаковал своего хозяина, тем самым даже не позволив состариться старику Теобальдычу.

Когда Лавкрафта доставили в госпиталь, у него был гигантский, раздувшийся от скопившейся жидкости живот. После дренажа облегчение не наступило, и ещё некоторое время Говарду пришлось помучиться. Он уже не мог говорить, но он улыбнулся напоследок. Ранним утром следующего дня его не стало...

Его похоронили на фамильном участке. "Я есмь Провидение" - так написано на его могильной плите. Providence - это название и родного города, и в то же время выражение Провидение. Известно, что за видения были у фантасмагорического гуру аутсайда...

И всё же следует оставить попытки понять этого человека, хотя психоаналитики накатали массу книг, тошнотно фантазируя о вагинах Ктулху и сонмах "монголоидных понаехавших". Мифологема Лавкрафта вкорне чужда человеческому, все сущности, описанные мэтром, похожи на что угодно, но только не на человека. Например, Цаттогва - гигантская многоножка, которой поклонялись (якобы) древние жители Гренландии. Йог-Сотот это вообще некое скопище разноцветных пузырей (то ли гигантская болотная жаба, я не очень понял). Йак-Саккат - это неясно для начала, существо это или артефакт, ибо это суть некая дверь в миры. Шонар-Фавн - гигантский монстр, скрытый в циклопических пирамидах где-то в снегах Аляски. И, конечно же, грибоподобные учёные мужи в подземельях древних сооружений в оледеневшей Антарктике. Человеческое не присутствует вовсе, ибо гиперинтеллектуал Лавкрафт, способный объять необъятное, оперирует эпохами, циклами и эонами. История человечества едва ли заметна в этих гигантских перспективах. Космос полон хищных тварей, о которых людям лучше бы не знать. Другой американский мыслитель тех лет, Чарльз Форт (1874-1932), полагал в этом плане, что Земля это лишь большая ферма по откорму пропитания, и пиршество однажды начнётся, когда времена грядут...

И где же тут мораль, спросите вы? Честно говоря, я не знаю, но я обязательно об этом подумаю, как-нибудь позже...

МОЙ ЛАВКРАФТ

Моё знакомство с Лавкрафтом было ранним - как раз появились первые публикации, ещё в позднее советское время. Вот на полке стоит небольшая книжка под названием "Безумная луна", 1990-й год. В ней рассказ Лавкрафта "Храм", вероятно один из первых на русском языке. Ещё был сборничек с рассказом "Ex Oblivione" (всё ещё советское время). А в 91-м году впервые издаётся книга Лавкрафта на русском языке - мегакультовый сборник "По ту сторону сна" под редакцией Е.Головина (1938-2010). Затем не менее культовый двухтомник от фирмы "Джокер" (с шикарнейшими иллюстрациями Хромова!). И, наконец, баснословный сборник "Реаниматор". - Вот эти книги и были первыми прочитанными. Да, были и другие, но я их не видел в те годы. А речь идёт именно о том, что лично я читал в ранние 90-е.

Сказать, что Лавкрафт "зашёл" - это значит ничего не сказать... Все разговоры только лишь о Лавкрафте. С придыханием, часами, словно некий культ. Ежедневно, каждый вечер собиралась группа друзей и ла-ла-ла, только о Лавкрафте. Я думаю, во всей России было так. Даже не сомневаюсь... Потом добавился ещё Блэк-Метал и у всех конкретно поехала крыша. О боже, святые времена!..

Я почти злорадствую над нынешними школоло, которые никогда не поймут, что такое Autopsy и Deicide в 91-м, Лавкрафт и Р.Говард в 93-м и Mayhem и Burzum в 95-м. Когда ты слушаешь "Sumerian Cry" и у тебя от ужаса немеют губы, а от затылка по спине ползёт ледяная волна. ..

Ну да, и в "Денди"тоже играли. Покажите мне тру-блэкстера, который не играл в "Денди". Нонсенс.

Лавкрафтианство было реальной религией 90-х, - это невероятный, но совершенно достоверный факт. Я даже пытался всерьёз поразмышлять, почему же? Возможно, апокалиптические реальности ранних 90-х были исполнены той жути, которая содержится в произведениях мэтра. И именно эту жуть я пытался передать в рамках своего проекта Astrophobos*. Это было чрезвычайно трудно и в такой же степени захватывающе, ибо я экспериментировал самым безбожным образом, какой вы только можете себе представить. Мне хотелось создать нечто столь же жуткое, что я слышал в фильмах "Дом на краю кладбища" и "Зловещие мертвецы-2". И, естественно, на столе передо мной лежала книжка "Реаниматор" минского издания 93-го года.



Нет ничего проще, чем создать весёленькую песенку, но могу заверить, сочинить нечто по-настоящему _страшное_ чрезвычайно тяжело. Я не знаю, удалось ли мне передать именно космическую жуть всеми этими кошмарными шумами, но расиянцы что-то там недовольно жаловались на "нездоровые мотивы" или что они там вякали. Угадайте с одного раза, стал бы я опускаться до объяснений по поводу космоцентристких позиций Лавкрафта? Балалайка, три струны - это им понятно. Или репчик, три аккорда - самое то масквечам.

Я ж не про то.

Переработав, как смог, фанатичное англофильство Лавкрафта (не понимаю, так сказать, но уважаю), я сделал это так, как себе представлял. Кстати, я тоже был англофилом. (Уж не знаю, кто в здравом уме назовётся англофилом сейчас, после всех этих чудовищ, вроде Мэй и Джонсона).







Это создавалось легко и, чёрт побери, наверное даже где-то приятно, в нездоровом смысле. Но это точно музыка не для кайфа...)

Смысл этой музыки - передать кошмарный, запредельный ужас. Моментами мне, кажется, удавалось, но я бы не стал настаивать. Атмосфера совершенно изменилась и сейчас Лавкрафта можно читать разве что "для ржачки", особенно на украинском доставляет)) (Почитайте-ка "Поклик Ктулгу", насладитесь этим высоким слогом)).

Особняком стоит спокойная, хотя и вкорне невероятно ностальгическая композиция "Ex Oblivione":



напоминающая прекрасную элегию американского композитора Джона Кейджа (1912-1992) "Dream", которую я приведу здесь просто чтобы не нагнетать уж слишком.



Тем более, что какой-нибудь Уася с "мелкого арбата" впервые услышит американскую классику.

Продолжая в том же ностальгическом ключе, я сочиняю две следующие композиции:



и



Они, несомненно, успешны. Причём "Homecoming" настолько удалась, что её ретвитнула звезда чернушного итальянского хоррора Геретта. Я просто поверить не мог...

Тогда же, летом 2015-го, я немного пересмотрел свои, к стыду сказать, слишком поверхностные воззрения об африканцах. Я полюбил их всем сердцем!..

И, конечно же, элегия в стиле необарокко под названием "Фестиваль" - прекрасный перевод одноимённого стиха Лавкрафта, исполненный Николаем Шошуновым. Песня полностью принадлежит ему по праву.



Экспериментальная композиция "Лавкрафт", сделанная, естественно, также в Античном ключе, имела цель передать пылкий романтицизм Лавкрафта, который постепенно угасал и в конце-концов был убит безжалостной болезнью.



Он прожил всего 43 года, так и не став стариком. Но у каждого наверняка есть впечатление о какой-то очень древней душе, посетившей этот мир "на один короткий и злосчастный миг"...

___________
*через эоны появятся какие-то шведские клоуны с таким названием, играющие тошнотный коммерческий шлак, который я не смог выслушать и полминуты, но это неважно, бессмысленная протоплазма же